Основные идеи философии Дильтея. Вильгельм дильтей и его философия Что такое жизнь

Вильгельм Дильтей

Дильтей Вильгельм (1833-1911) - немецкий философ-идеалист, представитель философии жизни. Центральным для Дильтея было понятие о живом духе, развивающемся в исторических формах. Дильтей отверг познание закономерностей исторического процесса; философия не может быть познанием сверхчувственных сущностей, она может быть лишь «наукой наук», т. е. «учением о науке». Мир наук Дильтея расчленяет на науки о природе и науки о духе; предмет последних - общественная действительность. Философия должна начинать с анализа сознания, т. к. только он, по мысли Дильтея, дает средство, отправляясь от непосредственных переживаний «я», достигать сути природной и духовной жизни. Основа всех наук о духе - психология, но не объяснительная, опирающаяся на причинность, а описательная. В характеристике художественного творчества Дильтей подчеркивал роль фантазии: с ее помощью поэт возвышает случайное в ранг значительного и изображает типическое как основу индивидуального. Связующее звено между философией и историческими науками образует, по Дильтею, «учение об истолковании», или герменевтику , которую он понимал как средство воссоздания неповторимых и само-замкнутых культурных миров прошлого. Сочинения: «Введение в науки о духе» (1883), «Возникновение герменевтики» (1900) и др.

Философский словарь. Под ред. И.Т. Фролова . М., 1991, с. 123.

Другие биографические материалы:

Подопригора С.Я., Подопригора А.С. Немецкий философ-идеалист (Философский словарь / авт.-сост. С. Я. Подопригора, А. С. Подопригора. - Изд. 2-е, стер. - Ростов н/Д: Феникс, 2013 ).

Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Представитель «философии жизни» (Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Краткий философский словарь. М. 2010 ).

Кондаков И.М. Разделял психологию на две дисциплины: аналитическую и описательную (Кондаков И.М. Психология. Иллюстрированный словарь. // И.М. Кондаков. – 2-е изд. доп. И перераб. – СПб., 2007 ).

Румянцева Т.Г. Философ, психолог и историк культуры (Новейший философский словарь. Сост. Грицанов А.А. Минск, 1998 ).

Михайлов И.А. Основатель традиции философии жизни (Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010 , т. I, А - Д ).

В поздних работах Дильтей отказывается от интроспекции как психологического способа «понимания» (Философский энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. 1983 ).

Далее читайте:

Философы, любители мудрости (биографический указатель).

Исторические лица Германии (биографический указатель).

Сочинения:

Gesammelte Schriften, Bd 1-18. Gott., 1950-77; Bricfwcclisel zwischen Wilhelm Dilthey und dem Grafen Paul Yorck von Wartenburg, 1877-1897. Halle/Saale, 1923; в рус. пер.: Типы мировоззрения и их обнаружение в метафизических системах. - В сб.: Новые идеи в философии, вып. 1. СПб., 1912;

Введение в науки о духе (фрагменты). - В кн.: Зарубежная эстетика и теория литературы XIX- XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987;

Описательная психология, М., 1924;

Наброски к критике исторического разума. - «ВФ», 1988, № 4; Собр. соч., т. 1. М., 2000.

Литература:

Плотников H. С. Жизнь и история. Философская программа Вильгельма Дильтея. М., 2000.

Одуев С. Ф. Герменевтика и описательная психология в «философии жизни» Вильгельма Дильтея // Герменевтика: история и современность. М.: Мысль, 1985;

Ярошевский М. Г. История психологии: От античности до середины XX века. М.: Академия, 1996.

Dilthey O.-F. Eine Einfuhrung in seine Philosophie. Lpz., 1936; 4 Aufl., Stuttg.-B. -Koln -Mainz, 1967;

Misch G. Vom Lebens- und Gedankenkreis Wilhelra Diltheys. Fr./M., 1947;

Materialien zur Philosophie Wilhelm Diltheys. Fr./M., 1987;

ДИЛЬТЕЙ Вильгельм (1833- 1911)-немецкий философ. Разделил психологию на две дисциплины: естественнонаучную и "духовно-научную". Первая изучает механику сознания путем выделения изолированных, однозначно определяемых элементов, из огромного числа к-рых оно искусственно конструируется. Вторая рассматривает психическую сферу, исходя из представления о внутренне связанных целостностях (переживаниях), к-рые следует мыслить не по типу "атомов", а как смысловые образования, органично включенные в историю культуры. Индивидуальное сознание тем самым соотносилось с миром культурных ценностей, трактуемым идеалистически как продукт "объективации духа". Психология, ориентирующаяся на естествознание, базируется на методе объяснения. Психология, ориентирующаяся на естествознание, базируется на методе объяснения. Психология, ориентирующаяся на науки о культуре,- на методе интуитивного постижения жизни (понимания) ("Идеи об описательной и расчленяющей психологии", 1894). Д. разработал положение о трех основных типах мировоззрения, к-рым соответствуют различные характеры. Версия о необходимости разделить психологию на две несовместимые дисциплины являлась проявлением кризиса этой науки (см. "Понимающая психология ").

ДИЛЬТЕЙ (Dilthey) Вильгельм (1833-1911) - нем. философ и историк культуры. Представитель "философии жизни"; основоположник "духовно-исторической" школы в нем. истории культуры 20 в., с 1867 по 1908 - проф. ун-тов в Базеле, Киле, Бреслау и Берлине. Вклад Д. в филос. осмысление культуры не был оценен по достоинству. Отчасти это случилось из-за старомодной терминологии - новому тогда понятию "культура" Д. предпочитал понятие "дух", что сразу же помещало его в традицию классич. нем. идеализма и романтизма перв. трети 19 в. Кроме того, этот термин наводил на мысли о Гегеле, что в эпоху господствовавшего неокантианства казалось менее всего желательным. Разрабатывая, по сути, ту же проблематику, что занимала "философию культуры" к. 19-нач. 20 в., Д. оказался не включенным в ее контекст.

Между тем для дильтеевского подхода характерен ряд моментов, выгодно отличающих его от концепции культуры, предложенной неокантианством. Во-первых, проблематику специфики историко-гуманитарного знания Д., в противоположность Виндельбанду и Риккерту, не сводит к методол. вопросам. Для Риккерта различение между "науками о культуре" и "науками о природе" обусловлено теоретико-познават. причинами, а именно особенностями "образования понятий" в разл. видах познания - истор. и естественнонаучном. Если естеств. науки оперируют ценностно ненагруженными (wertfrei) и "генерализирующими", т.е. абстрагирующимися от индивидуальности, методами, то истор. познание является а) ценностным, б) "индивидуализирующим". Отличие сферы "природы" от сферы "истории" носит, согласно Риккерту, исключительно формальный характер: они познаются по-разному не в силу их онтологич. свойств, а в силу того, что при их познании применяются разные логич. средства. (Ср. дихотомию "номотетич." и "идиографич." методологии у Виндельбанда: номотетич. метод естествознания направлен на выявление закономерностей, идиографич. метод истор. познания описывает индивидуальность, уникальную неповторимость явлений). УД. же различие двух типов познания носит предметный характер: ученому-гуманитарию предстает в известной мере другая действительность, нежели та, с к-рой имеет дело представитель естеств. наук. Во-вторых, содержание гуманитарного познания ("наук о духе") далеко не сводится к истор. науке. Если для неокантианства "наука о культуре", по сути, тождественна истории как науке (обсуждение вопроса о теоретико-познават. статусе "науки о культуре" у Риккерта совпадет с обсуждением критериев научности истории), то Д. рассматривает гуманитарное познание в качестве высоко дифференцированной целостности. К области "наук о духе" относятся, наряду с историей, филология, искусствознание, религиоведение и т.д. В-третьих, в том, что касается собственно методол. аспекта затронутой проблемы, Д., опять-таки в противовес неокантианству, не редуцирует метод гуманитарного познания к "индивидуализирующим" процедурам историографии: наряду с "историческими", он выделяет "системно-теор." и "культурно-практич." методы гуманитарных наук. Наконец, в-четвертых: место познания культурно-истор. мира в неокантианстве определено рамками "философии ценностей"; культура предстает в рез-те как застывшая система, как неподвижный мир ценностей. Предлагаемая Д. категория "жизнь" (и, соответственно, "философия жизни") обещает послужить гораздо более адекватным средством теор. схватывания реальности культуры в ее динамике и изменчивости. Это продемонстрировал своим творчеством Зиммель, многие положения теории культуры к-рого представляют собой развитие положений Д.

Свой филос. проект Д. сформулировал, с эксплицитной отсылкой к Канту, как "Критику исторического разума". Если главным вопросом "Критики чистого разума" был вопрос, как возможна метафизика, то главный вопрос Д. - как возможна история. "История" при этом понимается в вышеприведенном смысле, т.е. не в качестве описат. дисциплины, историографии, а в качестве науки об изменчивом мире человеч. творений (мире "духа", по Д.). Рассматривая сферу духа как сферу объективаций человеч. жизни, Д. постепенно сближается с Гегелем, чье понятие "объективного духа" он использует в своих поздних работах.

Науки о духе, систему к-рых намеревался построить Д., суть, строго говоря, не науки о культуре, а обществ. науки в совр. смысле слова. Объект "духовно-истор. познания" - не просто "культура", а "общественно-истор. действительность" как таковая; поэтому в состав "наук о духе" входят, наряду с привычными гуманитарными дисциплинами, также теория хозяйства и учение о гос-ве. Система знания об общественно-истор. действительности включает в себя, согласно Д., две группы наук - "науки о системах культуры" и "науки о внешней организации об-ва".

Ставя вопрос о теоретико-познават. статусе истор. познания, Д. попадает в самый центр дебатов вокруг т.н. "проблемы историзма". Во вт. пол. 19 в. слово "историзм" ассоциируется преимущественно с "истор. школой" (Савиньи в теории права. Ранке и Дройзен в историографии) и со связанным с нею противостоянием спекулятивной философии истории гегелевского типа. Гл. забота историка - конкр. жизнь конкр. сооб-в, говорят приверженцы "историзма". Вместе с тем перемещение внимания на событийность исключительно в аспекте изменчивости и преходящести имело своим рез-том упразднение традиц. вопрошания о смысле истории. Приверженность историзму к нач. 20 в. все чаще начинает означать приверженность истор. позитивизму.

Исключительно важную роль в развиваемой Д. теории познания играет понятие "взаимосвязь", или "целокупность", имеющее не только гносеологич. и методол., но и онтологич. аспект, обозначая как взаимосвязь знания, так и взаимосвязь действительности. Намереваясь преодолеть восходящий к Декарту субъект-объектный дуализм, Д. усматривает исток этого дуализма в искусств. расщеплении данности мира на "внутреннее" и "внешнее". Между тем такое расщепление не существует изначально, а является рез-том интеллектуального конструирования. Если картезианская модель познания исходит из абстракции чистого мышления, то Д. делает своей отправной точкой "переживание". Именно в переживании познающему открывается живая, а не логически препарированная реальность. Конкретизируя это положение, Д. вводит понятие "жизнь". Жизнь есть одновременно и предмет познания, и его исходный пункт. Поскольку познающий, будучи живым существом, с самого начала является частью жизни как целого, его доступ к "духовно-истор." реальности облегчен в сравнении с доступом к природному миру. Духовно-истор. реальность дана ему непосредственно. Имя этой непосредственности - "понимание". Формулируя эту мысль, Д. выдвигает известный тезис, согласно к-рому "природу мы объясняем, духовную жизнь мы понимаем". Заостряя противоположность понимания как интуитивного постижения реальности объяснению как дискурсивно-логич. процедуре, Д. дает повод считать себя сторонником субъективизма. Но это противоречит осн. цели его филос. проекта - дать методол. обоснование историко-гуманитарного познания, что предполагает построение последнего на общезначимом, а не на субъективно-психол., базисе. Это противоречие Д. не удалось полностью снять. Отвечая на критику Риккерта (а позже - на критику Гуссерля ), Д. вносит коррективы в свою гносеологич. концепцию. Он подчеркивает нетождественность "понимания" и "переживания", говорит о постоянном "взаимодействии живого опыта и понятия" в социально-гуманитарном познании (о том, что в процессе понимания существ, роль играют процедуры анализа и абстрагирования, речь шла уже в первом крупном труде Д. "Введение в науки о духе" (1883). Вместе с тем акт понимания остается для него прежде всего интуитивным схватыванием ("во всяком понимании есть нечто иррациональное"). Д. постоянно указывает на то, что историко-гуманитарное познание имеет дело со сферой объективаций, и трактует понимание как репродукцию, воспроизведение запечатленных в произведениях культуры "жизнеобнаружений", но в то же время настойчиво утверждает приоритет психологии в системе социально-гуманитарного знания. Д., как верно указал Гуссерль, так и не преодолел психологизма - редукции связей смысла к психич. связям. Однако ряд оставленных Д. набросков, а также отд. фрагменты при жизни опубликованных сочинений, свидетельствует о том, что он отдавал себе отчет в порочности психологизма и искал выхода из обусловленного психологизмом методол. тупика.

Обращение к феномену понимания делает философско-методол. программу Д. программой герменевтической. Разрабатывая проблематику герменевтики, Д., вслед за Шлейермахером, ставит вопрос об условиях возможности понимания письм. документов. Высшим таким условием выступает для Д. гомогенная структура "общественно-истор. мира". Понимающий здесь - такая же часть духовно-истор. действительности, как и понимаемое. "Только то, что сотворено духом, дух в состоянии понять". И все же то, что позволяет нек-рому произведению или тексту быть понятым - это отнюдь не изначальная изоморфность психол. устройства автора и читателя. Хотя у Д. можно встретить и такую трактовку сущности понимания, центр тяжести его герме-невтич. теории лежит не в субъективно-психол. плоскости - свидетельством тому сама категория "объективного духа". Именно на эту, говоря совр. языком, сферу культурных объективаций, и направлено преимущественное внимание дильтеевской "понимающей психологии". Но процесс понимания объективаций вообще не сводится к простой эмпатии ("вчувствованию"), а предполагает сложную истор. реконструкцию, а значит - вторичное конструирование того духовного мира, в к-ром жил автор. Эта мысль с достаточной четкостью звучит уже в "Возникновении герменевтики" (1900). Однако другой аспект герменевтики Д., связанный с проблемой общезначимости понимания, остался в его прижизненных публикациях в тени. Проблематика общезначимости понимания схватывается Д. в категории "внутр. целостности", или "внутр. взаимосвязи", выражающей такое объективное содержание, к-рое не может быть сведено к к.-л. индивидуально-психол. интенциям. Данное содержание есть не что иное, как сфера идеально-логич. значений. Осознав самостоятельность этой сферы, Д. вплотную подошел к феноменологии (не случайно Шелер включает его, наряду с Бергсоном и Ницше, в число родоначальников феноменологич. направления в философии). Герменевтич. концепция Д., как показали новейшие исследования (Рикёр, Ф. Роди), не так уж далеко отстоит от экзистенциально-феноменологич. и экзистенциально-герменевтич. ветви в философии 20 в. Сколь бы энергично ни подчеркивали свой разрыв с прежней герменевтич. традицией "фундаментальная онтология" (Хайдеггер ) и "филос. герменевтика" (Гадамер ), многие их базисные положения можно найти уже у Д. В самом деле, согласно Хайдеггеру, понимание есть раскрытие структуры герменевтич. опыта, т.е. изначально заложенного в человеч. бытии "понимания бытия". Отсюда следует неизбежность герменевтич. круга, к-рый нельзя разорвать, ибо он связан не с методол. трудностями, а с онтологич. структурой понимания. Весьма сходные мысли, пользуясь другими терминами, высказывает в связи с проблемой "герменевтич. круга" Д. Герменевтич. круг, или круг понимания, обусловлен, по Д., тем, что целостная взаимосвязь процесса жизни может быть понята только исходя из отд. частей этой взаимосвязи, а каждая из этих частей, в свою очередь, нуждается для своего понимания в учете всей целостности. Если Хайдеггер и Гадамер, полемизируя с субъективно-психол. подходом к герменевтич. проблематике, подчеркивают, что понятийной парой в ситуации понимания являются не "субъект"/"объект" (тем более не "автор"/"интерпретатор"), а скорее "здесь-бытие"/"бытие" (Dasein/Sein), то Д. тоже выводит герменевтич. проблему за рамки столкновения двух субъективностей: выделяемая им понятийная пара есть "жизнь"/"жизнь". Все зависит от того, как Д. прочесть. Дильтеевская категория "жизнь" в известном смысле сродни хайдеггеровскому "бытию": как Sein лишено смысла без Dasein, так и Leben артикулирует себя в Erieben (переживании), Ausdruck (выражении) и Verstehen (понимании). Немаловажное значение имеет и то обстоятельство, что в поздних работах Д. вводит различие между Lebensausdruck и Eriebnisaus-druck - "выражением жизни" и "выражением пере-живания".

Герменевтич. разработки Д. дали толчок т.н. "духов-но-истор. школе" в историко-культурных и историко-лит. исследованиях. Парадигматичными для нее стали "Жизнь Шлейермахера" (1870), "История юного Гегеля" (1905), "Переживание и поэзия: Лессинг, Гёте, Но-валис и Гёльдерлин" (1906), "Сила поэтич. воображения и безумие" (1886) и др.

В 60-е гг. нераскрытый потенциал дильтеевской герменевтики стал предметом размышлений О.Ф. Больно-ва, к-рый, основываясь на работах Г. Миша и X. Липпса, показал продуктивность идей Д. в контексте совр. логики и философии языка.

Однако актуальность Д. не исчерпывается только его ролью в истории герменевтики. Кассире? в эссе "Опыт о человеке: введение в философию человеч. культуры" (1945) называет Д. одной из важнейших фигур в "истории философии человека", т.е. филос. антропологии в широком смысле слова. Прямое и косвенное влияние Д. на философско-антропол. мысль 20 в. в самом деле велико. Так, под неявным воздействием Д. строится оппозиция "духа" и "жизни" в концепции М. Шелера - да и само понятие жизни, развиваемое Шелером в полемике с витализмом и натурализмом, очевидным образом восходит к Д. (а не, напр., к Ницше). Тезис Гелена о культуре как сущностном выражении "природы" человека, равно как и сама базовая идея Гелена о необходимости увязать изучение человека с изучением мира культуры (теория институтов) также имеют своим, хотя и неявным, истоком положения Д. В качестве непосредств. продолжения философско-методол. программы Д. строит свою филос. антропологию Плеснер: последняя замышляется им как универсальное значение о человеке, преодолевающее дихотомию естественнонаучного и гуманитарного подходов. Наконец, Д. можно без особых преувеличений назвать родоначальником нем. культурной антропологии. Если в англо-амер. лит-ре этот термин обозначает совокупность чисто эмпирич. дисциплин, то в нем. научную традицию понятие Kulturanthropologie ввел Ротхакер (Probleme der Kulturanthropologie, 1942), исходные положения к-рого определены кругом идей Д.

Соч.: Gesammelte Schriften. Bd. 1-19. Gott., 1957-82; Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизич. системах // Новые идеи в философии. СПб., 1912. Сб. 1; Введение в науки о духе; Сила поэтич. воображения. Начала поэтики // Зарубежная эстетика и теория лит-ры XIX - XX вв. М., 1987; Описат. психология. СПб., 1996.

Лит.: Muller-Vollmer К. Towards a phenomenological Theory of Literature. The Hague, 1963; Knuppel R. Diltheys erkenntnistheoretische Logik. Munch., 1991; Mul J. de. De tragedie von de eindigheis. Kampen, 1993.
В. С. Малахов.Культурология XX век. Энциклопедия. Том первый А-Л. С-П., Университетская книга. 1998

Родился 19 ноября 1833 в Бибрихе близ Висбадена. Сын пастора реформатской церкви. Изучал теологию в Гейдельбергском, затем в Берлинском университете. Получил степень доктора в Берлинском университете в 1864, в 1866 стал профессором философии Базельского университета. В дальнейшем был профессором университетов Киля (1868) и Бреслау (ныне Вроцлав) (1871), а также Берлинского университета, где преподавал с 1882.

Вклад, внесенный Дильтеем в философию вообще и в теорию познания, в частности, был оценен по достоинству уже после его смерти. Отчасти это случилось из-за старомодной терминологии – вместо терминов «культура» и «науки о культуре» (гуманитарные науки) Дильтей пользовался терминами «дух» и «науки о духе», что сразу же помещало его в традицию классического немецкого идеализма (Фихте , Гегель) и романтизма (Фр.Шлегель, Новалис). Таким образом, несмотря на то, что Дильтей, по сути, разрабатывал ту же проблематику, что занимала «философию культуры» конца 19 – начала 20 вв. (Г.Риккерт , В.Виндельбанд, О.Шпенглер), Дильтей долгое время не был включен в ее контекст.

Между тем для дильтеевского подхода характерен ряд моментов, выгодно отличающих его от концепции культуры, предложенной неокантианством . Во-первых, проблематику специфики историко-гуманитарного знания Дильтей, в противоположность Виндельбанду и Риккерту, не сводит к методологическим вопросам. Для Риккерта различение между «науками о культуре» и «науками о природе» обусловлено теоретико-познавательными причинами, а именно особенностями «образования понятий» в различных видах познания – историческом, с одной стороны, и естественнонаучном, с другой. Если естественные науки оперируют ценностно ненагруженными и «генерализирующими», т.е. обобщающими, отвлекающимися от индивидуальности, методами, то историческое познание является (1) ценностным, (2) «индивидуализирующим». Отличие сферы «природы» от сферы «истории» носит, согласно Риккерту, исключительно формальный характер: они познаются по-разному не в силу их онтологических свойств, а в силу того, что при их познании применяются разные логические средства. Очень похожее различение вводит Виндельбанд. У него оно предстает в виде дихотомии «номотетических» и «идиографических» методов. Номотетический метод естествознания направлен на выявление закономерностей, тогда как идиографический метод исторического познания описывает индивидуальность, уникальную неповторимость явлений.

У Дильтея же различие двух типов познания носит предметный характер: ученому-гуманитарию предстает в известной мере другая действительность, нежели та, с которой имеет дело представитель естественных наук. Во-вторых, содержание гуманитарного познания («наук о духе») далеко не сводится к исторической науке. Если для неокантианства «наука о культуре», по сути, тождественна истории как науке (обсуждение вопроса о теоретико-познавательном статусе «науки о культуре» у Риккерта совпадет с обсуждением критериев научности истории), то Дильтей рассматривает гуманитарное познание в качестве высоко дифференцированной целостности. К области «наук о духе» относятся, наряду с историей, филология, искусствознание, религиоведение и т.д. В-третьих, в том, что касается собственно методологического аспекта затронутой проблемы, Дильтей, опять-таки в противовес неокантианству, не редуцирует метод гуманитарного познания к «индивидуализирующим» процедурам историографии: наряду с «историческими», он выделяет «системно-теоретические» и «культурно-практические» методы гуманитарных наук. Наконец, в-четвертых, место познания культурно-исторического мира в неокантианстве определено рамками «философии ценностей»; культура предстает в результате как застывшая система, как неподвижный мир ценностей. Предлагаемая Дильтеем категория «жизнь» (и, соответственно, «философия жизни») обещает послужить гораздо более адекватным средством теоретического схватывания реальности культуры в ее динамике и изменчивости. Это продемонстрировал своим творчеством Георг Зиммель, многие положения теории культуры которого представляют собой развитие положений Дильтея.

Свой философский проект Дильтей прямо увязывает с Кантом . Если последний выступил в свое время с «Критикой чистого (т.е. теоретического) разума», то Дильтей предлагает «Критику исторического разума». Если для кантовской «Критики» главным был вопрос, как возможна метафизика, то для Дильтея – как возможна история. «История» при этом понимается в вышеприведенном смысле, т.е. не в качестве описательной дисциплины, историографии, а в качестве науки об изменчивом мире человеческих творений (о мире «духа»).

Рассматривая сферу духа как сферу объективаций человеческой жизни, Дильтей постепенно сближается с Гегелем , чье понятие «объективного духа» он использует в своих поздних работах.

Науки о духе, систему которых намеревался построить Дильтей, суть, строго говоря, не только науки о культуре, а общественные, социальные науки в современном смысле слова. Объект «духовно-исторического познания» – не просто «культура», а «общественно-историческая действительность» как таковая. Поэтому в состав «наук о духе» входят, наряду с привычными гуманитарными дисциплинами, также теория хозяйства и учение о государстве. Система знания об общественно-исторической действительности включает в себя, согласно Дильтею, две группы наук – «науки о системах культуры» и «науки о внешней организации общества».

Ставя вопрос о теоретико-познавательном статусе исторического познания, Дильтей попадает в самый центр дебатов вокруг т.н. «проблемы историзма». Во второй половине 19 в. слово «историзм» ассоциируется преимущественно с «исторической школой» (Савиньи в теории права, Ранке и Дройзен в историографии) и со связанным с нею противостоянием спекулятивной философии истории гегелевского типа. Главная забота историка – конкретная жизнь конкретных сообществ, говорят приверженцы «историзма». Вместе с тем перемещение внимания на «событийность» (т.е. изменчивость, преходящесть исторической реальности) имело своим результатом упразднение традиционного вопрошания о смысле истории. Вот почему приверженность историзму к началу 20 в. все чаще начинает означать приверженность историческому позитивизму.

Исключительно важную роль в развиваемой Дильтеем теории познанияиграет понятие «взаимосвязь», или «целокупность». Оно имеет не только гносеологический и методологический, но и онтологический аспект, обозначая как взаимосвязь знания, так и взаимосвязь действительности. Намереваясь преодолеть восходящий к Декарту субъект-объектный дуализм, Дильтей усматривает исток этого дуализма в искусственном расщеплении данности мира на «внутреннее» и «внешнее». Между тем такое расщепление не существует изначально, а является результатом интеллектуального конструирования. Если картезианская модель познания исходит из абстракции чистого мышления, то Дильтей делает своей отправной точкой «переживание». Именно в переживании познающему открывается живая, а не логически препарированная реальность. Конкретизируя это положение, Дильтей вводит понятие «жизнь». Жизнь есть одновременно и предмет познания, и его исходный пункт. Поскольку познающий, будучи живым существом, с самого начала является частью жизни как целого, его доступ к «духовно-исторической» реальности облегчен в сравнении с доступом к природному миру. Духовно-историческая реальность дана ему непосредственно. Имя этой непосредственности – «понимание». Формулируя эту мысль, Дильтей выдвигает свой знаменитый тезис: «природу мы объясняем, духовную жизнь мы понимаем». Заостряя противоположность пониманиякак интуитивного постижения реальности объяснениюкак дискурсивно-логической процедуре, Дильтей дает повод считать себя сторонником субъективизма. Но это противоречит основной цели его философии – дать методологическое обоснование историко-гуманитарного познания, что предполагает построение последнего на общезначимом, а не на субъективно-психологическом, основании. Это противоречие Дильтею не удалось полностью снять. Отвечая на критику Риккерта (а позже – на критику Гуссерля), философ вносит коррективы в свою гносеологическую концепцию. Он подчеркивает нетождественность «понимания» и «переживания», говорит о постоянном «взаимодействии живого опыта и понятия» в социально-гуманитарном познании (о роли процедуры анализа и абстрагирования речь шла уже в первом крупном труде Дильтея Введение в науки о духе (1883). Вместе с тем акт понимания остается для него прежде всего интуитивным схватыванием («во всяком понимании есть нечто иррациональное»). Дильтей постоянно указывает, что историко-гуманитарное познание имеет дело со сферой объективации, и трактует понимание как репродукцию, воспроизведение запечатленных в произведениях культуры «жизнеобнаружений» (объективаций жизни), но в то же время настойчиво утверждает приоритет психологии в системе социально-гуманитарного знания. Дильтей, как верно указал Гуссерль, так и не преодолел психологизмаредукции смысловых связей к психическим связям. Однако ряд оставленных Дильтеем набросков, а также отдельные фрагменты при жизни опубликованных сочинений, свидетельствует, что он отдавал себе отчет в порочности психологизма и искал выхода из обусловленного психологизмом методологического тупика.

Обращение к феномену понимания делает философско-методологическую программу Дильтея программой герменевтической. Разрабатывая проблематику герменевтики, Дильтей, вслед за Шлейермахером, ставит вопрос об условиях возможности понимания письменных документов. Высшим условием выступает для Дильтея гомогенная (однородная) структура «общественно-исторического мира». Понимающий здесь – такая же часть духовно-исторической действительности, как и понимаемое: «Только то, что сотворено духом, дух в состоянии понять». И все же то, что позволяет некоторому произведению или тексту быть понятым – это отнюдь не изначальная изоморфность психологического устройства автора и читателя. Хотя у Дильтея можно встретить и такую трактовку сущности понимания, центр тяжести его герменевтической теории лежит не в субъективно-психологической плоскости, свидетельством тому – сама категория «объективного духа». Именно на эту, говоря современным языком, сферу культурных объективаций, и направлено преимущественное внимание дильтеевской «понимающей психологии». Но процесс понимания объективации вообще не сводится к простой эмпатии («вчувствованию»), а предполагает сложную историческую реконструкцию, а значит – вторичное конструирование того духовного мира, в котором жил автор. Эта мысль с достаточной четкостью звучит уже в Возникновении герменевтики (1900). Однако другой аспект герменевтики Дильтея, связанный с проблемой общезначимости понимания, остался в его прижизненных публикациях в тени. Проблематика общезначимости понимания схватывается Дильтеем в категории «внутренней целостности», или «внутренней взаимосвязи», выражающей такое объективное содержание, которое не может быть сведено к к.-л. индивидуально-психологическим интенциям. Данное содержание есть не что иное, как сфера идеально-логических значений. Осознав самостоятельность этой сферы, Дильтей вплотную подошел к феноменологии (не случайно Шелер включает его, наряду с Бергсоном и Ницше , в число родоначальников феноменологического направления в философии). Герменевтическая концепция Дильтея, как показали новейшие исследования (Рикёр , Ф. Роди), не так уж далеко отстоит от экзистенциально-феноменологической и экзистенциально-герменевтической ветви в философии 20 в. Сколь бы энергично ни подчеркивали свой разрыв с прежней герменевтической традицией «фундаментальная онтология» (Хайдеггер) и «философская герменевтика» (Гадамер), многие их базисные положения можно найти уже у Дильтея. Согласно Хайдеггеру, понимание есть раскрытие структуры герменевтического опыта, т.е. изначально заложенного в человеческом бытии «понимания бытия». Отсюда следует неизбежность герменевтического круга, который нельзя разорвать, ибо он связан не с методологическими трудностями, а с онтологической структурой понимания. Весьма сходные мысли, пользуясь другими терминами, высказывает в связи с проблемой «герменевтического круга» Дильтей. Герменевтический круг, или круг понимания, обусловлен, по Дильтею, тем, что целостная взаимосвязь процесса жизни может быть понята только исходя из отдельных частей этой взаимосвязи, а каждая из этих частей, в свою очередь, нуждается для своего понимания в учете всей целостности. Если Хайдеггер и Гадамер, полемизируя с субъективно-психологическим подходом к герменевтической проблематике, подчеркивают, что понятийной парой в ситуации понимания являются не «субъект» / «объект» (тем более не «автор» /«интерпретатор»), а скорее «здесь-бытие» / «бытие» (Dasein / Sein), то Дильтей тоже выводит герменевтическую проблему за рамки столкновения двух субъективностей: выделяемая им понятийная пара есть «жизнь» / «жизнь». Все зависит от того, как Дильтея прочесть. Дильтеевская категория «жизнь» в известном смысле сродни хайдеггеровскому «бытию»: как Sein лишено смысла без Dasein, так и Leben артикулирует себя в Erleben (переживании), Ausdrueck (выражении) и Verstehen (понимании). Немаловажное значение имеет и то обстоятельство, что в поздних работах Дильтей вводит различие между Lebensausdrueck и Erlebnisausdrueck – «выражением жизни» и «выражением переживания».

Герменевтические разработки Дильтея дали толчок т.н. «духовно-исторической школе» в историко-культурных и историко-литературных исследованиях. Парадигмальными для нее стали Жизнь Шлейермахера (1870), История юного Гегеля (1905), Переживание и поэзия: Лессинг, Гёте, Новалис и Гёльдерлин (1906), Сила поэтического воображения и безумие (1886) и др.

В 1960-е годы нераскрытый потенциал дильтеевской герменевтики стал предметом размышлений О.Ф.Больнова, который, основываясь на работах Г.Миша и X.Липпса, показал продуктивность идей Дильтея в контексте современной логики и философии языка.

Однако актуальность Дильтея не исчерпывается только его ролью в истории герменевтики. Кассирер в эссе Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры (1945) называет Дильтея одной из важнейших фигур в «истории философии человека», т.е. философской антропологии в широком смысле слова. Прямое и косвенное влияние Дильтея на философско-антропологическую мысль 20 в. велико. Так, под неявным воздействием Дильтея строится оппозиция «духа» и «жизни» в концепции М.Шелера – да и само понятие жизни, развиваемое Шелером в полемике с витализмом и натурализмом, очевидным образом восходит к Дильтею (а не, например, к Ницше). Тезис Гелена о культуре как сущностном выражении «природы» человека, равно как и сама базовая идея Гелена о необходимости увязать изучение человека с изучением мира культуры (теория институтов), также имеют своим, хотя и неявным, истоком положения Дильтея. В качестве непосредственного продолжения философско-методологической программы Дильтея строит свою философскую антропологию Плесснер : последняя замышляется им как универсальное знание о человеке, преодолевающее дихотомию естественнонаучного и гуманитарного подходов. Наконец, Дильтея можно без особых преувеличений назвать родоначальником немецкой культурной антропологии. Если в англо-американской литературе этот термин обозначает совокупность чисто эмпирических дисциплин, то в немецкую научную традицию понятие «культурная антропология» (Kulturanthropologie) ввел Ротхакер в одноименной книге 1942. Исходные положения данной книги определены кругом идей Дильтея.

Сочинения: Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах . – В кн.: Новые идеи в философии. СПб, 1912. Сб. 1; Введение в науки о духе; Сила поэтического воображения. Начала поэтики . – В кн.: Зарубежная эстетика и теория литературы XIX – XX вв. М., 1987; Описательная психология . СПб., 1996. Собрание сочинений в шести томах. М., 2000.

Владимир Малахов

В. Дильтей – автор одной из самых оригинальных концепций «философии жизни», разработанной на рубеже 19-20 столетия. И это, пожалуй, главный контекст, который необходимо учесть в нашем исследовании. Вне глубокой и детальной проработки категорий «жизнь» и «переживание» особый и пристальный интерес В.Дильтея к феноменам биографии и, прежде всего, автобиографии не будет понятен.

В своем фундаментальном обзоре жизни и творчества немецкого ученого Н.С.Плотников указывает на необходимость более пристального внимания к специфичности дильтеевского варианта Lebensphilosophie и призывает строго отличать его от концепций, предложенных, в частности, Ф.Ницше и А.Бергсоном. Он считает весьма проблематичным включение Дильтея в один ряд с Бергсоном и Ницше, поскольку ни биологическое истолкование жизни как «воли к власти» или «жизненного порыва», ни отрицание мышления в понятиях и возвышение интуиции никак не согласуются с философскими идеями Дильтея» .

У самого Дильтея Lebensphilosophie как самоназвание и самохарактеристика отсутствует. Оно появилось лишь у его последователей (Г. Миша, О.Больнова). Однако, без сомнения, категория жизни была центральной в его концепции. Свой последний сборник статей Дильтей собирался выпустить под названием: «Духовный мир. Введение в философию жизни» (См.: ). Традиция причисления В.Дильтея к «философам жизни» была заложена М.Шелером в статье «Опыт философии жизни. Ницше-Дильтей-Бергсон» (1913). По его мнению, общей особенностью трех названных вариантов Lebensphilosophie стало стремление философствовать из полноты «переживания жизни» в противоположность рефлексии, которая лишь упорядочивает формы застывшей жизни.

Исходный пункт философии Дильтея - требование «понять жизнь из нее самой», возвращение к «первичным структурам» человеческого опыта жизни как базиса всех познавательных актов. С первых же страниц «Введения в науки о духе» подчеркивается: «В жилах познающего субъекта, какого конструируют Локк, Юм и Кант, течет не настоящая кровь, а разжиженный сок разума как голой мыслительной деятельности» . Дильтей стремится преодолеть гносеологический редукционизм подобного рода, удерживаясь от соблазна витализма и иррационализма в трактовке жизни. «Золотой серединой» оказывается история. Для Дильтея жизнь – это, прежде всего «жизнь в истории», данная в духовно-историческом опыте самопереживания и самоосмысления. «Что есть человек, говорит его история» - таков исходный тезис Дильтея, неоднократно им повторяемый. В подчеркнутом внимании ученого к историчности, более того к конкретной историчности, Э.Гуссерль увидел «историцизм» (не в попперовском смысле! ) и «скептический релятивизм», уход от общезначимости науки к относительности, порождаемой историческим контекстом. Однако в своих письмах к автору «Философии как строгой науки», где прозвучали критические замечания, Дильтей подчеркивает необходимость общезначимого обоснования humanities и обнаружения единства истории .

В категории «жизнь» у Дильтея гораздо меньше витального, нежели в других концепциях «философии жизни». М.Ландман, говоря о близости концепции Дильтея и Зиммеля, подчеркнул, что для них обоих «философия жизни» одновременно была и «философией культуры» (См.:). Ту же связь философии жизни и философии культуры подчеркнул и Ф.Роди, когда писал о том, что Дильтей и Йорк совместно основали ту тенденцию философии жизни и герменевтики, которая ведет к “расплавлению” готовых результатов культуры (См.:). (Далее мы специально проанализируем соотношение герменевтического проекта Дильтея с проработкой им биографической проблематики) .

Вместе с тем Дильтей не отрицает важности витального содержания жизни. Во «Введении…» это неоднократно подчеркивается: «…факты духовной жизни не отделяются нами от психофизического жизненного единства человеческой природы», а духовную жизнь человека «…лишь в абстракции можно выделить из психофизического жизненного единства…» ; «факты духа –суть верхняя граница фактов природы, факты природы образуют нижнюю обусловленность духовной жизни» . Однако свое внимание Дильтей сосредотачивает на сверх-витальном, связанном с «переживанием», опять-таки понятом им в особом смысле, весьма далеком от сугубо психологической трактовки. В «Набросках…» отмечается, что «переживание» - тот водораздел, где заканчивается витальное и начинается духовное. «С переживанием – из мира физических феноменов мы переходим в царство духовной действительности. Это предмет наук о духе, их познавательная ценность совершенно не зависит от изучения их физических условий» . Дильтей подчеркивает, что стремится исходить из «развитой душевной жизни», а не выводить ее из элементарных процессов .

В поздних работах появляется понятие «объективации жизни», свидетельствующее о преодолении психологизма и о повороте к гегельянству (См. об этом: ). Объективации жизни – это совокупность «организованных порядков» разнообразных типов общности (формы языковых выражений, искусство, литература, науки и т.д). Отсюда также «прорастает» проблематика, в дальнейшем получившая название «интерсубъективности».

Ключевое положение для Дильтея, как мы уже указывали: «жизнь познает жизнь». Оно содержит идею об исходной саморефлексивности жизни: прояснение структур жизнеосуществления само оказывается способом жизнеосуществления, а всякий познавательный акт всегда уже оказывается вторичным по отношению к комплексу жизненного опыта. В формуле «жизнь познает жизнь» обнаруживается также фигура герменевтического круга: тот, кто познает жизнь, одновременно принадлежит тому, что он познает. Переживание осмысливается именно в контексте саморефлексивности жизни, оно и является выражением и способом осуществления исходного самоистолкования жизни. В.Бибихин добавляет дополнительный момент в дильтеевскую трактовку переживания, оно для него еще и «высвечивание» (вводится метафора света, самопро-свет -ления): «Переживание (Erlebnis) у Дильтея – это включенность жизни в саму себя, ее отмеченный – и потому замеченный – интенсивный момент, когда она начинает освещать сама себя. Высвечивая сама себя, жизнь становится миром. Пере-живание – превосхождение жизнью самой себя» . Однако у самого немецкого мыслителя метафора переживания как высвечивания детального развития не получает. Ее Бибихин, который всегда с очень личной интонацией трактовал и переводил немецких мыслителей, вычитывает между строк. Вместе с тем и дильтеевское понимание переживания дает возможность для такой трактовки.

Дильтей также вводит категорию «осознавание» (Innewerden), означающую «обладание собой» в жизненно-практической отнесенности к миру. Указание на рефлексивность («осознавание») как форму самой жизни Н.Плотников назвал «жизненно-практическим априори» . Исходная саморефлексивность жизни в своих проявлениях создает исторический мир. Дильтей говорит о том, что познание истории становится формой самопознания индивида, одновременно человек познает историю только изнутри своей «внутренней историчности» («innere Geschichtlichkeit»). Как подчеркивает А. Богачев, дильтеевская философия жизни соответствует своему названию еще и тем, что жизнь выступает в ней как «внутренняя историчность» .

Одной из важнейших форм осознавания является воспоминание. «Уже в воспоминании индивида дано ему отношение – хода его жизни к определенной среде, воздействия которой он испытывает. Именно здесь – «праклеточка истории»» . В трактовке Дильтея воспоминанием становится сама история. Модус воспоминания оказывается базовым как для индивидуального жизнеосуществления, так и для исторического бытия. В структуре воспоминания особую роль приобретает «значение». «Поскольку история – это воспоминание, а категория значение входит в состав воспоминания, именно эта категория является наиболее специфической категорией исторического мышления», подчеркивает Дильтей . А. Доброхотов считает «значение» ключевой категорией позднего Дильтея. По мнению российского исследователя, она смыкает дильтеевское учение с переосмысленной классикой и дистанцирует от плоской метафизики: «ведь “значение” может оставаться конституентой личностного мира и через бесконечную интерпретацию соединяться (не растворяясь) с другими значениями в “общезначимость”. Общее в такой “общезначимости” - это не одно на всех, а единое в каждом». . В проблематике «значения» можно усмотреть ход к герменевтическим аспектам теории Дильтея.

В рамках концепции Дильтея кроме «жизненно-практического априори» мы можем говорить и об «историческом априори». «Историческая природа человека составляет его высшую природу вообще. Психология и психофизика должны учитывать эту перспективу. …Это высшее содержание не выражается в человеческой природе как нечто общезначимое и неизменное, будучи представлено лишь различными историческими формами» . Дильтеевские «исторические формы» - это одновременно и «формы жизни».

Автобиография и биография как нельзя лучше подчеркивают такую соотнесенность индивидуального существования и исторического бытия. Подчеркнем, несмотря на тавтологию, заложенную в нашем утверждении: автобиография и биография - наиболее адекватные формы осмысления жизни в аспекте соединения в них «форм жизни» и «исторических форм». Саму биографию также можно рассматривать с точки зрения «формы». Именно в такой перспективе М.Бахтин позднее вводит понятие «биографическая форма» (см. об этом соответствующий раздел данного исследования).

«Философия жизни» оказывается онтологией автобиографии и биографии (одновременно и гносеологическим элементом). Исходные пункты дильтеевской философии жизни: требование понять жизнь из нее самой и утверждение о саморефлексивности жизни; возвращение к «первичным структурам» человеческого опыта жизни и обнаружение их именно в истории; взаимодополняющие концепции «исторического априори» и «внутренней историчности». Жизнь в такой интерпретации онтологично автобиографична и биографична.